«Мама, они черенок от лопаты об нас разбивали». Родственницы военнослужащих рассказали о пыточной тюрьме в пригороде Донецка Не интегрировать, а маргинализировать. Госдума готовит новые законы против мигрантов «Баба, за что я сижу?». В Хабаровском крае больного туберкулезом школьника осудили на 4,5 года по делу о «террористической организации» Пытались вытащить знакомых с фронта. Как, кого и за что судят по статье о добровольной сдаче в плен Упала сама, толкнул, убил. В Турции судят жениха российской фемактивистки — он сначала признался в ее убийстве, а теперь все отрицает «Вспомнил все свои унижения». 14‑летний подросток из Сызрани провел сутки в отделе ФСБ и признался, что хотел поджечь школу Mapping the ruins. The reconstruction and demolition of occupied Mariupol “Keep up the good work, sisters” The women behind “The Way Home” Telegram channel mobilizing for soldiers’ return from Ukraine “Poor Valera.” 14‑year‑old schoolboy with tuberculosis charged with terrorism in the Russian Far East «Среда, в которой вырос тот самый дракончик». Как деградация научных институтов подтолкнула Россию к войне Доклад Андрея Заякина («Диссернет»)
«Малыши бегут ко мне: "Путин развязал войну!"» Монолог учительницы из Перми, где директор и 10 педагогов уволились из‑за визитов «ветеранов СВО» «Планы? Вернуться в Россию». Рассказ врача из Москвы, которая не сдала деньги на сиделку военному и уехала из‑за травли в соцсетях «Раздевайся, будем смотреть, кто ты». Рассказ трансженщины, оказавшейся в спецприемнике «Сахарово» за лозунги в поддержку Украины Staging “justification of terrorism.” Two artists detained in Moscow over an award‑winning play about radical Islam «Огромный ущерб» Украине или «виртуальные псевдосливы». Что известно об утечке засекреченных документов американской разведки Урок СИЗО. Как антивоенный рисунок школьницы из Тульской области обернулся уголовным делом против ее отца Бздло, говназия, сцуль. Какими словами россиянам (по мнению РКН) не следует называть Путина Документ
«Англосаксы», «хунта» и «центры принятия решений». Словарь новой реальности Военные базы против «родильного дома белых медведей». Что угрожает самому северному заповеднику России — и при чем здесь «преступный киевский режим» «Принимаем в том же режиме». В регионах, чьи власти отчитались об окончании мобилизации, продолжают разносить повестки Ночью — повестка, утром уже в казарме. Разговор с мобилизованным жителем Улан‑Удэ, отправленным в войсковую часть “I lost my son, but it had to be done.” Why families of Russian soldiers are not fighting for them «Я потеряла сына, но это нужно было сделать». Почему семьи российских солдат оказались не готовы за них бороться V значит в больницу. Родные рабочих из Донецка говорят, что те отравились водкой новой патриотической марки Желала Путину гореть в аду. Суд в Карелии отправил художницу на принудительное обследование по делу о «фейках» Теперь зола лежит одна. В Красноярском крае за полдня сгорели целые деревни «В процессе потеряла сознание и даже этому рада». Что мы знаем об изнасилованиях, совершенных в Украине российскими солдатами «Я сыну предлагаю сломать ногу». Военкоматы уточняют данные о россиянах в запасе: может ли это быть сигналом о мобилизации? «Над чем смеются, скажите? Вот над чем там смеяться?». Что и почему нельзя во время бракосочетания — версия главы ростовского управления ЗАГС Всегда холодно, ничего нельзя. Минюст предложил лишить заключенных основных прав на время эпидемий или беспорядков «Человек пукнет — ветер разносит». Как карельский министр усмирял деревню, взбунтовавшуюся против форелевой фермы «Помереть бы скорее, не смотреть на это безобразие». Ученые — о том, почему Россия все время горит Неделя пожаров. День четвертый
Война СК с электросамокатами. Силовики пытаются отрегулировать рынок кикшеринга при помощи уголовных дел С 00:00 до 23:59. Басманный суд опробовал на журналистах DOXA новый вид изоляции подозреваемых Дела о январских митингах. Что случилось за два месяца Полежать и досидеть. Блогеру из Бурятии дали 25 суток. Из‑за голодовки его госпитализировали, но он обязан вернуться в изолятор «Вы бы видели, как у меня машина пострадала!». В деле о гибели велосипедиста из Краснодара нет имени судьи, который сбил его своим внедорожником «У меня не авторское произведение». В докладе карельского омбудсмена нашли плагиат «без единой собственной буквы» Неизвестные убийцы Немцова. Что следствие упустило, расследуя нападение на политика «Много раз повторял "помогите мне"». В Вологде в отделении полиции умер отец троих детей «Человек у аппарата начал крутить ручку, вырабатывающую ток». В России расследование полицейского насилия может длиться годами «Все раздражены, но большинство подписали». Медикам в Карелии запретили публично говорить о заболеваниях, не относящихся к их профилю «Ешьте пиццу, а не животных». Петербургская веган‑пиццерия пытается дожить до лета Заключенных прячут, доказательства уничтожают. Как ФСИН Карелии мешает Следственному комитету вести дело о пытках в ИК‑9 «Я висел, как окорочок». Заключенные колонии в Петрозаводске рассказывают о пытках и начальнике, которому «нравится бить людей»